!!!Attention!!!
  Впечатлительный, беременным, людям живущим в стране единорогов к прочтение не рекомендуется. Есть рейтинг, предположительно     R-17

Началось все достаточно давно, если судить по меркам человеческой жизни. Лет тринадцать прошло, если не больше. Да, моя милая?
Интересно тебе или нет, но я все помню. Все встречи, все твои намеки и улыбки. Каждая твоя ревность оставила отпечаток в памяти, а бывало, ты настолько впадала в безумие, что следы оставались и на теле. Неоднократно запирала в своем доме на день, два, неделю. Поначалу это казалось непреодолимой крайностью, а потом меня заморила серая скука. Тайные выходы давно стали мне известны.
Покойной матерью клянусь, недоумевал, честно недоумевал, почему же я раньше не смел поднять на тебя руку, а просто поддавался твоим бешеным выходкам на почве безответной любви. Сочувствием и жалостью к таким как ты я никогда не пылал. Но терпел.
А ты, милая моя названная, сегодняшним днем перечеркнула мою милость, от и до.

Полу заброшенный особнячок в Антарене пестрил на солнце подбитой черепицей ярко-зеленого цвета, да чистые стекла откидывали «зайчиков» на чугунную решетку ограды. Живущие в этом квартале люди, не раз и не два уже обмолвились о новой свей соседке поселившейся в этом доме. Круг её общения ограничивается рассадой на участке и парой-другой клумб ярко-красных, всегда цветущих роз. А соседям ни привета, ни доброй улыбки. Молодая хозяйка особняка настолько нелюдима, что лишь изредка, между третьим и шестым глотком чая упоминается её имя в узком кругу сплетниц-домохозяек. На этом и заканчивается весь интерес к этой особе.
Интерес проявился к ней лишь после печального открытия в подвале, хотя и в этом случае взбудораженных жильцов больше интересовал убийца, нежели загубленная молодая душа. Мужская фигура, плотно укутанная к темный плащ с головою, надолго остался в памяти квартала воплощением ночного страха и беспощадным убийцей с воспаленной фантазией. Пожилая женщина, своими глазами видевшая стремительный побег этого человека, не закрывшего ни входную дверь, ни калитку, уже тогда перекрестилась и наказала внучке никогда не связываться с такими.

- Ирине.
Никогда еще альбиноса не тошнило от звучания собственного имени. Этот слащаво-сладкий тон, с легким, явно возбужденным придыханием, извращал всю его суть, каждую букву и отдельный слог. Целиком и полностью. Он благодарил всех покойных предков за завязанные глаза, за возможность не видеть помешанную улыбку и красные радужки глаз, что сейчас наверное мерцали раскаленными угольками. Счастье. Влюбленность. Сумасшествие.
- А ведь из одного мы теста сделаны, милый. Сердце ты моё. Сла-а-адкое. У ада вырву, везде найду. Мы же с тобой тьма, оба. Вместе и навсегда. Я укрою тебя всего и от всего, милый мой. Собой укрою.
Знал Химитсу, что каждая дверь в этом доме закрыта на несколько замков, входная же забита досками. Все окна занавешены плотными шторами, наверняка черными и из тяжелого бархата. Свечи благоразумно спрятаны, свет побороли в самом начале, забрав у него всякую возможность просочиться в это темное царство. В кромешной тьме спрятанный, Ирине сам себе казался слабым котеночком, живущем на свете не многим больше недели и затерявшийся между двух колких собачьих спин, вдалеке от мягкой мамы, что обязательно спасет от рычащих тварей. Даже ненавистная воздыхательница, чье дыхание казалось таким близким, терялась в просторной комнате без стен. Стороны горизонта, право и лево, все погрязло, все пропало где-то там. В голове потихоньку закручивалась воронка, окончательно сбивающая с толку. Глупая слабость, ничтожная, но так сильно подводящая в такие моменты. Как гадко, что такая тварь, вроде невесты названной, знает об этом, более того успешно пользуется.
- На меня смотри!
Маг четко почувствовал, как со звонким свистом разрезало воздух, но откуда удар прилетит узнал лишь  после того, как получил сильную, до жжения, пощечину. С душой так сказать, с множеством чувств. Но черт дери эту полоумную, знала же, что в темноте беспомощен и даже звучание голоса не подскажет нахождения говорящего. От досады тот неуклюже лягнул впереди себя и, о удача, попал в названную. Тут Ирине и сам сглупил. Это не удобно, пощечины давать, находясь в стороне от адресата, а вот если прямо перед ним...
Воспользовавшись шансом, альбинос быстро покатился ежиком назад, и катился видимо по кровати, раз так мягко было, пока на пол не свалился. Не ожидавший падения, он само самой вскинул руки и ухватился за что успел. Отбитому мягкому месту легче не стало, но каким счастьем оказалась неудавшаяся опора. Штора, он умудрился сорвать штору! Чертова повязка на глазах не спасла от резкого дневного света. Смешно даже стало, кто ж надоумил эту блондинку глаза завязывать сетчатым чулком, сорвать который проще простого? Хоть, и признаться надо, маг едва сдержал рвотный порыв, когда понял что это и чье. Еще одно отвращение, что пробьется в далекое будущее.
Вместе с полуденным солнцем и возможностью видеть к Ирине подоспела и удача, брезгливо отказавшаяся от все еще ослепленной невестки. А там дело малое, чулком так удобно душить до потери сознания. На горе девушки, Химитсу разыгрался.
С самого начала знал он, что все и закончится этим. Ведь он специально попался на чужой крючок, сам оповестил об этом. Просто понял, что никогда не решится проблема мирным полюбовным путем.

Ты росла очень красивой женщиной. На тебя засматривались мужчины, даже женщины хотели хотя бы день провести с тобой рядом. Несмотря на это, еще ни один смельчак не уходил из твоего дома с победой. Лишь грустная улыбка, неестественно широкая, оставалась на их лице. Ты отвергала всех, не подпускала к себе ближе чем на несколько метр, даже если это птица вокруг тебя вилась. Почему-то тебя назвали святой. Грязные и пропащие душой люди называли тебя так! И мне и только мне удалось проверить на себе всю твою великую набожность, будь она проклята. Не один я голову ломал, почему же твое внимание пало на меня, тогда еще пятнадцатилетнего подростка без отца и матери? Взрослую женщину привлек слабый болезненный альбинос? Проснулся материнский инстинкт? Счастлив буду избавить сегодня твоих не рожденных детей от страшной участи.
Хоть ты и коверкала свое истинное имя, но всегда считал, что Марта Белл просто создано для тебя, такой грозной и волевой госпожи, энергичной стервы с мужским характером. Надеюсь, ты не заплачешь и останешься сильной до могилы.

Неприятный сюрприз ожидал невесту, когда проснулась та в подвале, сидящая на холодных каменных плитах, закованную в железные кандалы прибитые к самому потолку. Она уже была похожа на подавленную птицу, которая ни смотря ни на что поднимала свои крылья вверх. Но какой полет ожидал её, прибитую к земле? Замечательная картина, как раз по вкусу альбиноса, терпеливо ожидавшего пробуждения Марты. Пока она «спала», Химитсу сорвал все замки, все шторы, а заодно и припас полезных вещей с кухни и бытового уголка.
Невеста вздрогнула, когда альбинос поставил позади нее стул и небрежно скинул на пол весь свой груз. Ножи, нитки, булавки... много еще чего и это внушало ужас в сердечко названной невесты. Имея хоть каплю фантазии... Ирине редко когда играет не всерьез, любая вещь в его белых руках может превратиться в предмет боли.
- Ну, здравствуй, Мартбелл, - с тяжелым вздохом Химитсу опустился на стул. - Еще раз здравствуй. Но мы, кажется, в последний раз с тобой видимся.
Девушка громко сглотнула, боясь повернуть голову в сторону уже навсегда бывшего жениха. Паника сковала все тело мелкой дрожью, в порыве Марта попыталась высвободить руки, но железные оковы словно по её тонкому запястью ковали, как раз для этого случая.
- Что такое, девочка моя? - Ехидно поинтересовались сзади, - перышек не хватает, что бы взлететь? Сейчас исправлю, родная.
Отказы Ирине не принимал и сейчас проигнорировал истошное, срывающееся в плач «Нет!». Лишь грубо закрыл рот ладонью и пригрозил язык вырвать. Хотя вскоре нашел новый способ утихомирить возражающую подругу.  Разбитое в мелкую крошку стекло соединил с жесткой шерстью неизвестного для него животного и бесцеремонно набил рот протестующей девушке. А что бы не выплюнула, завязал широкой тканевой полоской. Теперь ей и вздохнуть глубоко и не зашевелить языком. Шерсть и без того колючая, а при малейшем беспокойстве стекло вполне могло изрезать ей небо, язык и внутреннюю часть щек. А заодно и попасть внутрь горла, в легкие и желудок. Правда, и без такого попадет, обязательно попадет.
- Если жизнь моя рана, то ты в ней нож. - Продолжил маг, собирая булавки одну за другой. - Я покажу тебе, каково это.
Заколов все булавки в свой рукав, Химитсу галантно взял руку невесты в свою, крепко сжав пальцы, что бы не пошевелить было, не вырвать. А второй рукой медленно вонзал длинные металлические концы булавой под ухоженные ногти. По четыре булавки на каждый ноготок, каждая с пояснением греха или тяжкого проступка. После такого тонкие пальчики то и дело подрагивали. Стоило почувствовать Марте кровь текущую по пальцу, так страх снова похищал душу, оставляя после себя дрожь и мурашки по всему телу. А от всей общей боли глазные сосуды полопались, окончательно залив глаза красным цветом.
- Вот теперь, милая моя, у тебя достаточно перьев для полета, - прошептал Ирине, с чувством гордости за свою работу. За такой мелочью он совсем потерял остатки самоконтроля, так что для названной невестки все только начиналось. Жить ей осталось самую малость, но умереть спокойно и без боли не дадут. - Знаешь, а еще мне глаза твои противны. А сейчас особенно.
Взявшись уже за иголку с нитью, альбинос принялся на скорую руку, нет да нет разрывая тонкую кожу век, зашивать глаза. Недовольный конечным результатом Ирине с силой дернул за нити, окончательно искромсав веки и залив глаза Марты кровью. От резкой боли, окончательно добившей её болевой порог, та слишком глубоко вздохнула и в момент закашлялась. Стекло делало свое дело. Тряпка на рту заалела, а щеки стали казаться тоньше, даже глотка приобрела красный оттенок, истончилась под стеклянной крошкой. Голова закружилась от боли, стала тяжелой, но маг не давал сознанию жертвы угаснуть раньше нужного.
Следом в ход пошли ножы. Руки Марты в течении часа покрывались мудреными узорами, которые красоваться лишь на дереве, твердом и бесчувственным. Столько же времени ушло на ключицу, и чуть больше на то, что бы снять эту красоту с мышц не повредив. С садистским удовольствием Химитсу заставлял смотреть на эти узорчатые куски, рассказывал что-то, издевался. Тот давно вошел во вкус, потеряв чувство меры.
Уже не чувствовала девушка, как медленно распарывают остатки кожи от глотки до низа живота, как потрошат и как наконец-то сняли оковы, что бы сложить уже пустую, без всяких внутренностей тушу человеческого существа вдоль позвоночника и перетянули ту ремнями. Что бы «книжка» не раскрылась.