Змей молчал, молчал, валялся, засыпал, окунался в объятия Морфея, думал, решал, занимал себя играми разума и в целом, вел все то, что для Вени не составляло и малейшего интереса, так как тот не мог ни окунуться в предмет раздумий, ни занять себя чем-нибудь другим. В своем безрезультатном ожидании он начинал уставать - минуты растягивались, как пластилин, превращались в длинные колбаски, которым не было конца. Веня в них утопал и запутывался, стараясь пересчитать каждое завихрение полоски времени, и с каждым завихрением оседал на своей постели, терял прежний яростный пыл. Он словно становился липкой жидкостью или постепенно сдувавшимся воздушным шариком, постепенно опадая. Руки согнулись в локтях, потом сильнее, и мальчонка повис над кроватью в паре сантиметров, а затем сполз на пол, как змея и разлегся там лицом вниз, капризничая на свой лад. Сколько валялся, успеха не дало.
Змеюка вообще чувства испытывает? Бяка она-таки, бяка настоящая и никем не подражаемая. А скука захлестнула Веню не хуже того, как змея с головой захватили мысли. Разумеется, занять себя мальчонка смог только постараться занять себя какими-нибудь интересными мыслями и изобретениями, но на ум ничего не приходило - голову словно насквозь пробило и впустило внутрь пустоту, от которой даже ветры завывают.

Пара слов может сделать из симпатичного трупика не менее симпатичного мальчика. Получилось не совсем два слова, конечно, но сработали отлично, заставив восстать из могилы и раскинуть руки в причудливом жесте "аллилуйя". Внимания змея эти ковыляния привлечь не могли, так как чешуйчатый (или не совсем?) в это время свалил в ванную, но зато мальчонке вернули бодрость, да ещё и дали в уши барабанную дробь из похрустывающих косточек. Увлекшийся процедурой, он так же пощелкал пальчиками, сначала всеми вместе, а затем дощелкивая не прихрустнувшие. А потом, будучи глубоко удовлетворенным полученной подвижностью в режиме ракеты навел порядок на постели змея. Упрекать глыбу он не стал, но все-таки оставлять этот вопиющий ужас в таком виде побоялся - мало ли. А затем ещё раз рассмотрел номер, уткнулся носом в окно, посмотрев, как то, что вчера вечером было толпой превратилось в серый тротуар, покрытый однообразными камнями вместо чужих интересных и разномастных голов. Зато был пейзаж красивый.
В этот раз при одевании змея он приметил, помимо взявшего из ниоткуда капитала и одежды, пару каких-то чудных штук, похожих на мечи, но совершенно не таких мощных и выглядящих как-то вычурно. Догадок насчет этих двух палок строить он не стал, хотя и было бы интересно спросить у Сашиеля, к примеру, на завтраке. А интересно, завтрак-то будет? и Если будет, то сытным? Все-таки, вчерашний заменитель котлет был не таким уж и крупным, чтобы полностью испепелить желание набить брюхо так, чтоб оно до колена свисало. Кстати, на момент возникновения такой мысли змей как раз успел её подтвердить, чем не мог не порадовать мелкого Венсу.
— Тогда пошли? Я е-е-е-есть хочу, — забыв о своем великом байкоте, спросил мальчик, уже успев встать на старт у двери, готовясь её открыть и пуститься по коридору, а затем, на пару со знаком, спуститься вниз и приступить к еде, а там как раз спросить о двух палочках, красовавшихся на поясе знака. почему-то раньше он не помнил за собой такой жуткой активности, ему даже захотелось съехать по перилам, но активность эта, в противоположность флегматичному знаку, вдруг забила ключом.
Вопросительный, выжидательный взгляд направлен на кучу камней.

Неспешно, в своей растянутой манере знак встал, привел себя в порядок и, "проплыв" по комнатушке, открыл дверь и вылез в коридор, после чего и Веня, переминающийся с ноги на ногу, переполняемый любопытством, вытянув шею, вышел из номера. Правда, никого он там не увидел к своему сожалению, хотя и ожидал, готовился к огромным толпам странных людей, видом которые были бы все на один комикс. А в реальности ничего абсолютно - хоть перекати-поле пусти. И на лестнице никого, только в самом кафе какой-то мужчина, прямо главный злодей под прикрытием - скрыл лицо газетой (какой старый прием!) и оделся так, что не узнать. Ну ничего, Веня потом как-нибудь за ним последит, и вообще все здесь исследует - столько интересного, а без внимания, что просто глаза разбегаются.
После разбора дядьки и газеты, взгляды перебросились на внутреннее убранство кафешки, впрочем, не особо заслуживающего внимания. Она не особо отличалась от редких заведений собственного мира, такое же по размерам - ну где-то с гостинную комнату, с такими же столиками - их вообще пруд пруди на любой вкус можно найти, хоть с шипами, хоть с резными узорами, хоть какие, и с точно такими же плетеными стульчиками. Даже краска на стенах та же, неинтересная. Все кафе словно сделано было специально, чтобы не привлекать внимание и не быть в тягот даже забредшим в мир совсем недавно.
Поглазев достаточно, мальчонка переключился на доску. И вместо привычного алфавита увидел нечто иное - как русскому показать украинский текст. Разобраться было можно, но не тому, кто и на родном читать не умеет. Признаваться было в этом как-то не особо приятно, да и вообще как-то стыдно, ведь ему с такой уверенностью вручили это почетное право. И от того Эрер ничего лучше придумать не смог, кроме как тыкнуть пальцем в первый попавшийся пункт меню и сказать:
- Вот это, - совершенно не подозревая о том, что вообще просит, да и не догадываясь, что может получить какую-нибудь очень болезненную подлянку. Слов было в этой фразе, по крайней мере, довольно много - это обнадеживало. В уме только и звучало: "только не рыба, только не рыба"... к счастью, взял он какой-то салат из местной флоры.

Змей кукожил из себя всем своим видом беднягу уставшего, которого подняли просто так в четыре утра и теперь заставляли делать совершенно ненужные, по его мнению, вещи. Их важность была сравнима... Ну, важность перекладывания досок на полу так, чтобы узоры на дереве повторяли карту мира. Хлопотно, к черту не нужно и совершенно не оправдает труда. Какой он невыносимый бывает, нет, правда! От него скукой так и веет - и это скептическое выражение, эта спокойствие постоянная, навеянная усталость, словно бы он на солнце разморился лет двести назад и все ещё в норму прийти не может! Мелкий прямо изнемогал от этого - ему дико хотелось расшевелить кучку камней, пробудить её от извечного сна и погнать на свержения, на победы и... ну, на победы, он же змей, а у него есть ещё и та штука летающая.
Какая-то девушка, наверно, официантка, записала что-то в блокнотик, посадив туда и желание глыбы и убежала. Совсем как в обычном кафе, аж удивляешься от того, насколько все одинаково, что Веню аж это заинтересовался, и он вытянул шею, так, как будто она поможет ему рассмотреть девушку, и все окружающее вместе с тем, получше.
- Сашие-е-е-ель, - заныл Эрер, картинно положив моську на лапки и посмотрев на него как-то с тоской и жалостью, - давай о чем-нибудь поговори-и-и-и-и-им. - при еде, абсолютно всегда, родители о чем-нибудь говорили. О чем-нибудь совершенно неважным и иногда неинтересным, но таким приятным, и мальчонка всегда слушал эти их разговоры, фантазируя в голове на их тему. Без них, без этих разговоров, трапеза казалась чем-то унылым, вынужденным и даже угнетающим.

— Вчера разговор ничем хорошим не кончился, — подковырнул Змей. Его замечание Веня воспринял как-то особо болезненно и сильно оттого огорчился, что тут же отобразилось на виде мальчонки, пусть и он силился быть таким крутым и непробиваемым, кое в чем-таки беря пример со знака. — Так что предлагай тему сам, — - договорил он со своей привычной безэмоциональной манере. Мальчонке это предложение казалось уж очень затруднительным - он, конечно же, дико хотел познать новый мир, что его окружал, и это было основой его интересов, но он не знал, о чем именно хочет говорить, как хочет говорить и все такое. Он вообще не хотел болтать - в первую очередь он хотел слушать, а что слушать - дело уже второстепенное.
В общем, пока мальчик раздумывал над тем, о чем может поговорить, создав тем самым неловкую тишину - неловкую для себя, а для камней вполне-таки удобную и привычную -, ему принесли то, что он просил. Эрер в предвкушении загадывал, что все-таки окажется в тарелке, так как тайной для него это было ещё какой. И, похоже, салат в список конкурсантов не попал, так как его торжественное явление на столе фанфарами и аплодисментами не освещалось - мальчонка просто тупо посмотрел на глубокую белую тарелку, постукал в ней вилкой, словив совершенно незнакомые растения. Вообще, он хотел чего-то ну, посытнее, но сознаться в этом не мог и решил свое блюдо сначала хорошо попробовать, и с хлебом - его он стянул с середины стола. А затем очень несмело потянул ко рту вилку с нанизанными ингридиентами. Ему казалось, что это будет что-то непременно горькое и невкусное, отчего он боялся попробовать. Ну, пока не зажевал. Оказалось вполне сносно, можно сказать, даже вкусно.
— Все-все рыбы летают? — в перерыве между заглатыванием пищи спросил он, — Мы с Ви-Ли много видели. В моем мире рыбы плавают в воде. А медузы летают?
Этот вопрос как-то не особо волновал, можно сказать, был первым, пришедшим на ум.

— На некоторых островах есть водоемы, где рыбы плавают. Но в этом мире нет четкого определения того, что рыбам свойственно делать: есть и водные виды, и воздушные, впрочем, и тех, и других не так уж и много. — Вене дико понравилось то, как змей выразился - "свойственно делать". Свойственно делать, не свойственно делать. Знаку свойственно ленится и рассказывать безэмоциональным тоном, ещё и медленно, растянуто, в плавучей манере. Еде свойственно съедаться, стулу - стоять, рыбе - плавать, в воде или в воздухе, есть, жить, и животным жить, а... ну и дальше. Что-то, наверно, свойственно и Венсу, к примеру, постоянно задавать вопросы Сашиелю, и думать о чем-то заоблачном. — Вот китов — порядочно; из какого-то мира давным-давно закинуло целую стаю, и они успешно расплодились здесь на радость укротителям, - мальчик, похоже, заинтересовался. Если не самой информацией, то последним её словом - укротителями.
— Кто такие укротители? — незамедлительно спросил он. В его голове пронеслись бравые мысли о ковбоях, рассекающих прерии на мустангах, и, пожалуй, если бы ковбои и впрямь существовали в его времени, мальчик бы хотел стать именно им. Вообще, несмотря на их несуществование, он все равно им мечтал быть, иногда, в пробелах между всеми остальными видами деятельности, такой привлекательной для маленьких мальчишек. О медузах он прослушал - они уже показались не такими интересными, как эти укротители. А может, в их мире есть очень много подобных укротителям, которые никогда не были ему известны в мире родном.
Намереваясь слушать последующие тирады, мальчонка неспешно засовывал в рот все новые и новые порции салата, рассматривая в основном не объект питания, а самого знака.

Мальчик внимательно вслушивался в ответ камня, даже в какой-то момент прекратив поглощение пищи. Тема укротителей его, видно, очень сильно заинтересовала - он чуть ли не вспрыгнул со стула, узнав, что в этом мире есть аж ковбои! А ручной кит - это же вообще! Его друзьям и собаки иногда держать не позволяли, а тут питомцы — аж киты! Китища, огромные рыбины в несколько тонн, в несколько метров, в несколько тысяч Венсу. И они, они — грузовые животные! Охохо, грузовые животные! Не лошади и ослики, не слоны, а огромные киты! Они могут даже острова на своих хребтах таскать, не напрягаясь, огромные дома, города, поселения! И люди, людишки, маленькие, точки на фоне здоровых существ - а укроти-и-ители, ковбои, которые могут покорить аж такое существо. Мальчик был явно в восторге, подобного он и представить не мог. На вопрос знака он живо завертел головой, и только когда Сашиель хлебнул кофе, иномирец вспомнил о своем салате и проглотил ещё пару порций с вилки.
А ска-а-а-аты! Да на них можно хоть пикник устраивать, а ещё телефон заряжать — медленные, лениво покачивающие "крыльями", летающее одеяло с функцией электричества - слишком завораживающая идея, чтобы быть правдой, но она её была. А акулы? С их кожей-наждачкой, с их рядами зубов, с их яростью, злобой, с их кровожадностью... Ох, да они могут вместо сторожевых псов, они ведь все и всякого раздерут! А ловить их, наверняка, как страшно! Круууто!
Посмотрев, между тем, на радостно-удивленное выражение мальчика, можно было даже рассмеяться - выглядел он как-то тупо и рассеяно.
— Вааау, как ковбои! А пираты есть? — похоже, парня жутко подцепила эта мысль — все его игрушки и детские увлечения, казалось, соединились в мире Свалки. Да это ж прекрасно.

Глаза мальчика округлились в пять копеек, а губы - в трубочку, выпустив долгое низкое "о-о-о". Пираты! Настоящие пираты, ревущие "на абордаж", все поголовно одноногие-одноглазые, бравые ромопивцы, плюющие на закон... У него аж дыхание перехватило, в зобу сперло. Пираты! Ковбои! Веселая жизнь, разгуляй вокруг, все необычайности, которые только может придумать дитя и мечтать о них, подпитываясь к тому же изрядными "шедеврами" рассказов. Он чуть не заплясал. А летать! Пираты, да воздушные, прямо аж сказать нечего, только восторгаться и испускать неопределенные звуки.
И разумеется, не достучаться до него было замечаниями о том, что черта с два найдешь пирата, бегающего на палке вместо ноги, с характерным крюком, без глаза, и при этом голосящего на всю улицу "йо-хо-хо" и рвущегося в бои, да и бои для него как-то не казались смертельными. Не, смерти то были, но главные герои не умирают - это ведь обнадеживает, а когда "главный герой" фантазий - это мелкий мальчонка, то какая, спрашивается, гибель и реализм были в его суждениях? Разумеется, никаких. Потоки любопытства тут же потащили его дальше, ну, ещё дальше чем было.
— А есть рыцари? — он даже голову набок склонил. — А драконы? И... — он хотел было сказать "суперспособности", пока не вспомнил, что те имелись у самого спрашиваемого, и, похоже, это вызвало в нем ещё большее восхищение.
Вопросы шли, тарелка кончалась — довольно стремительно, к слову, для мелкого, но тут скорее всего сказались последствия долгой голодовки, пять деньков против одной булки, все-таки, не шутка. И ел он оттого не щадя желудка, и даже промелькнула мысль стащить хлеб и спрятать на случай голода (наестся-то он наелся), и очень навязчивая.

Чуть ли не тая от радости, восторженно подергивая пальцами и улыбаясь во все 28, а может меньше, а может больше, зубов, Эрер все больше и больше потрясался от безграничного мира свалки. Похоже, это обещало ему много и много новых приключений, свержений и всего интересного, что только может быть интересным. Хавчик в тарелке торжественно закончил свое существование вне мальчика, и теперь его уже ничего не отвлекало от созерцания змеевских речей. А то, что все, о чем только может написано в сказках, существует и на самом деле в этом большом сказочном мире, его потрясло до глубины души. Да здесь и Санта есть, и настоящий, а не тот, что папа с бородой! И у Санты, наверняка, ещё куча оленей, надо будет поискать парочку тушек.
Воодушевленный, он тут же спросил:
— Саш, Саш, Саааш, а куда мы пойдем сегодня? — он начал ерзать на стуле, — а мы увидим что-то такое, ну, сказочное? — ещё одна небольшая пауза, — а здесь есть кто-то типа старейшины? Ну, тот, который с начала свалки, ну и передает там исто-о-о-орию? — в последнем вопросе содержался небольшой подвох. Веню не интересовала история свалки, история его вообще не интересовала. Какой ему прок от осознания того, что какого-то там числа какого-то там года какой-то там мир стал частью кипящей кастрюльки-сборища миров? Его интерес больше был прикован к вопросу о том, знает ли кто-то, хоть кто-нибудь, о выбравшихся из Свалки и о том, как из неё можно выбраться.

Было видно, что Змею не нравится отвечать на множество вопросов не нравится. Знак показывал это, насколько только ему позволяла его сущность - сущность истинного непробиваемого, неторопливого и бессмертного камня, которому всю свою жизнь следовало неспешно бороздить просторы космоса, имеющие при том ощутимые границы, а не заниматься мелкими последователями, которых их новое обиталище приводит в животрепещущий восторг и заставляет чуть ли не писаться от радости и счастья. Если уж так брать, то его зверек, рептилия, которую Венсу про себя назвал Чернышом, куда больше подходил знаку. Он был молчалив и не проявлял особых признаков жизни осознанной, как знак не проявлял признаков жизни вообще, они были чем-то друг на друга похожи.
Эрер же, подпитываемый своими фантазиями, желал все побыстрее разузнать - хотя бы в общих чертах, и от того пышал живостью. Без этого едва ли он мог легко успокоится и прекратить штурмовать беднягу Сашиеля, который, наверняка, уже подумывал о том, как бы сплавить мальчонку в первое попавшееся село. И все-таки, знак чем-то был интересным. В своих рассказах он умудрялся открывать что-то особо интересное, какие-то детали сумасбродной головоломки, которые мальчонка и улавливал с большей ловкостью. Одна весть о том, что мир довольно молод казалась чем-то невероятным, как и то, что мир может иметь возраст. Мир... Он казался мальчику чем-то, по правам равном времени, а значит, и время не должно было считаться на мире, и как-то так, как-то не особо объяснимо.
— Мир может быть молодым? Значит, мир может умирать?.. — что может быть трагичнее гибели целого мира? Он даже голову склонил. Когда даже ни один герой не может помочь, скупо созерцает надвигающуюся беду со своих обложек, покрытых шершавым подобием глянца, и никто, никто не выживает, и все умирают, и не от того, что они старые, а от того, что старый их мир, и никто не может дать миру какую-нибудь пилюлю вечной молодости, никто не может починить его, как ветхий дом, а только умирают вместе с ним. И магия, и боги, о которых Сашиель говорил... Они все вдруг как-то между собой переплелись, подобно бусинам, склеенным теперь общей нитью. — И Боги тоже... — утверждение прозвучало как-то совсем разочарованно.
Его волной увлекла новая тема, которая заставила мгновенно забыть о планах. Он погрузился в свои мысли, и даже уже не требовал от камня ответа — внутри мальчонка уже сам для себя его принял. И начал её, эту теорию, обдумывать и вертеть на пальцах. Ему вдруг стало страшно - раз умирают Боги, то люди - того пуще. А люди, которые не пираты, не рыцари, не драконы, не ковбои - того пуще. А значит, как он решил, он просто обязан выжить, а потом вернутся домой, уже таким, чтобы мог поведать всем об истории своей жизни в том далеком загадочном мире. А чтобы выжить, нужно обучится чемуто новому, ну а вернее новой магии. Никакого учителя, помимо знака, он не видел, да и ни у кого способностей тоже не узрел.
— Можно кое-что попросить? — робко спросил мальчонка. Ему было довольно страшно умолять знака учить его что-то делать, и он был уверен, что Сашиель откажется, пуще того, он был уверен, что его уверенность тут же, слудующим мгновением станет правдой.
я честно не знаю, что это и откуда это такой пост хд

Отредактировано Венсу (12.09.13 15:07)