Питомец Змея летал превосходно. По крайней мере, те несколько мгновений, которые успел запечатлеть Венсу. Он во всю свою фигуру расправлялся на небосводе, нырял в воздушном пространстве, причудливо изгибаясь на фоне голубого небосвода. Красивый зверек. Особо поражала его гибкость — ей-богу, самая настоящая кошка! Такая кошка-рептилия, парящая в небе словно птица. Но покинуть его пришлось достаточно быстро — знак свое дело сделал, а значит оставаться ему было совсем не за чем. Жалко было немного, ну да ладно. Может, он ещё вернется, ну, чтоб обратно его положить спать. Скучная у него жизнь — поспал, проснулся на пару недель и снова в сон.
Обернувшись Змееостровом, предварительно вновь спрятавшись в тумане, знак дал Вене на него забраться и продолжил путешествие. Чувства от полета для него так и остались непонятными — какая-то невесомость неведомая. Полет их был не таким уж долгим, и целью его стал заснеженный островок, и вид его нагонял настоящую дрожь. Его обуяла ужаснейшая погода. Адвинтер заслоняла белоснежная граница снежной вьюги, шумевшая, ухавшая и сбивающее всякого, кто мог рискнуть залететь на землю гор. Правда, божеству эти преграды были вряд ли заметны, а вот мальчонка к своему родимому седлу прижался ещё сильнее, сжав камешек между ног и обхватив его руками так, словно надеялся из него сок выжимать - все боялся, что его снесет ветром. Снег хлестал, как проклятый. Бил прямо-таки! Словно это не жалкий снежок, а камешки, поднятые в воздух. По крайней мере холодно не было. Ну да и ладно, трудности они для мужчины же, их нужно терпеть со стиснутыми зубами.
Внизу Эрер почувствовал облегчение, перестал мучить несчастную глыбу. Та, наверное, и правда сок пустила бы от потуг мальчишки. В ногах была заметна слабость — поездка "верхом", когда так ухватываешься за бока "лошадки", дала веселые последствия. Вен пару минут, перед тем, как слезть с божества о чем-то думал - видно, боялся повторить предыдущий сеанс эпического с хребта Змееострова в снежок, и на удивление ему удалось. Пусть и снова он старался не сводить вместе ноги.
А вот от толп он чуть ли с ума не сошел. Люди! Много людей, бесчисленное множество, как реки перли. Самые настоящие огромные толпы разношерстных двуногих. Они ещё и шумели как черт знает кто. Мальчонка даже прижался к Сашиелю поближе, испугавшись такого скопления Homo sapiensов. Ну, там были не только человеки, а ещё и какие-то непонятные существа: то рога, то уши, то хвосты, то цвет кожи... мало они были похожи на нормальных жителей, вот и глазел мальчишка. А сам город. Он же огромный! Самый огромный из самых огромных! Ничего до этого Су не видел больше, чем большое село — а тут. Ещё и здания такие непривычные, будто попал в сказку. Хотя нет, даже в сказках не было такого немыслимого разнообразия вкусов.
Когда они вышли на площадь, он немного даже вздохнул от облегчения - народу там почему-то было куда меньше. И пахло получше, примешивался запах каких-то товаров. Почему-то мальчонку захотелось все это собрать и куда-то спрятать, ну, то есть, все, что можно употребить в питание. На прилавках было очень много непонятного, неизвестного и вообще странного. Незнакомые плоды, животные.
И правда, а что он хочет? Задумался. Интересно, тут было что-то привычное его обычному рациону? Стоило подумать о еде, как живот во всех красноречивых тонах напомнил о последнем времени бурного обеда. Какая разница, он сожрет и лося, причем полностью.
— А можно... — что брать, что хотеть? Хотелось много. Так бы он попросил фруктов или сладкого, но они бы не накормили его. — Хочу котлеты. У мамы были очень вкусные котлеты - прямо пальчики оближешь. Можно было даже есть их без гарнира - они все равно были вкусными.

Веня пошел за Змеем, крепко взяв его за руку и вертя головой, аки флюгером. Красота неписанная, к которой они подходили, обладающая к тому же прекраснейшим ароматом, вызвала внутри мальчонки настоящие цунами из слюнек. Сколько ж там было кушанья! Вареньям-соленьям такое разнообразие не снилось. И пирожки, и тушки птичек (с виду не очень привычных), и колбаска, и просто мясцо какого-то крупного зверья. Да там бы и слона прилично упаковали. Все это Веня разглядел издали - голодный глаз уж куда зорче соколиного, а совершив свой мини марш-бросок до лавочки, вид на все эти прелести вовсе свел его, голодяя, с ума. Да провалиться ему под землю, а потом лететь до дна и ещё круга три, если он столько голодал, а вернее, "экономично тратил ресурсы на судне" в то время как эти существа вовсю пировали! Он бы просто сгорел, если б его ещё и зазывали торговцы, как то обычно делали на ярмарках, но те, к счастью, вели себя довольно спокойно.
Интересно, откуда Змейка достала деньги? Ну, и одежду. Вроде, во время перевоплощения сразу такая была, а в камнях гардероба не было...
Получив вместо желанных котлеточек пирожки, Вен обдумывать и размышлять, стоит или не стоит огорчаться долго не стал. Кивнув торговке, выражая тем самым свое "спасибо", он тут же с жадностью поглотил первую часть своего обеда, прерываясь лишь на то, чтобы отрицательно покачать головой Змею и продолжить кушать. На втором голодный запал уже выражался не так ярко, и скушал пирожок он не так быстро. Как странно, а ему казалось, что он и оленя сожрать может. Но факт того, что он заморил червячка был прекрасен
-- А ты не будешь? -- спросил он, -- Попить бы...
сори, работаю акушером у своих кошек

Отредактировано Венсу (24.06.13 01:33)

Кто-то, кто совсем не ест казался каким-то немного невозможным. Это как так — совсем-совсем не ест? Ну прям ничегошеньки? И не спит, и не пьет? А может, он это делает по-другому? Ну, вампиры пьют кровь, а на другое кушанье им плевать — может, Сашиель тоже вампир, просто немного, кхм, другой. Ест там травку, как оленюшка, или земельку, как крот, или ещё чего - ну что с него, с божества, взять? А может, врет. И хрумкает где-нибудь в тайне.
А на полный желудок идти по этим рядам было уже не так тяжело, а запахи и виды кушаний больше не смущали и не вызывали порывов "хочу". На них даже можно было смотреть, не обливаясь каждый раз слюнями. А на вид они, особенно, плоды, довольно сильно различались от приличных помидоров-момидоров и цветами, и формами и, наверное, вкусом. Когда Вен заглатывал пироги, он даже не заметил ничего, просто проглотил, не пытаясь заняться распознанием вкуса. А потом, пошуршав пакетиком и бумажками от пирожков, побежал все это культурно выкидывать в урну, после чего снова стал присматриваться к окружению. Он никак не мог привыкнуть к этой снующей разношерстной толпе людей. Постепенно менялись прилавки и то, что на них лежало. Вскоре на лотках вместо варений, колбас и фруктов расположились украшения — браслетики, ожерелья и прочие вещи, некоторые из которых и на украшены едва ли походили. Но столпились около них люди, с виду на сорок до блестящего не похожие. А потом были какие-то книги, канцелярия, ещё дальше какие-то мелочи... В общем, рынок был полон самой разной снасти.
Попав в помещение, мальчик как-то обрадовался. Здесь этой смущающей непривычности было куда меньше — людей-нелюдей практически не было, исключая администратора. И обстановочка милая, правда, во многом отличающаяся от родной, но тут, наверное, все такое левое — свалка, оливье миров, приправленное разными культурами и своеобразным бытом, отличалась разнообразием. Теплота, легкий приглушенный свет и спокойные цвета интерьерчика были довольно привлекательными деталями места. Подошел он к стойке, правда, над ней блистали лишь светлые волосы - большая больно стойка.  Он даже встал на носочки, чтобы видеть побольше.
Змей кивнул, и Венсу пошел за ним в номер, приглядываясь ко всему незнакомому. Тот был не менее уютен, ежели холл. Сашиель вскоре вышел, оставив мальчонку наедине с этой комнате, тут же подвергшейся его кропотливым исследованиям — он рассмотрел и стол, и лампу, и кровати, и полочки для одежды, и шторку, прикрывающую их. Из окна открывался вид на улочки внизу. Это привлекло его больше всего. Издали людей разглядывать куда удобнее. Вот и сейчас он, глядя в окно, выискивал в них какие-нибудь особенности, коих не было в его мире. Как раз во время разглядывания и вошел знак, поставив чай, от которого так приятно пахло, на стол.
— Спасибо, — сказал он и начал хлебать. Правда, чаек оказался горячим, и со скоростью пришлось вести себя скромнее. Но все-таки, кружка медленно опустошалась. От окна Су не отрывался, разглядывая и далекие дали, и те, что были поближе, не обращая на переодевающегося змея.

А люди все ходили и ходили. Такие разные. Совершенно непонятные. У кого-то шерсть, у кого-то чешуя, кто-то зеленый, кто-то ходит с причудливым хвостом или рогами. Мальчику даже ударила в голову мысль, что тут и боровы говорящие водятся. Он даже представил, как вел бы себя кто-то из его деревни, а лучше местный священник, глаголящий о мудрости этих животных. Вот бы его эта мудрость послала — как бы он забавно хлопал ушами и обливался в раскаянии. А увидев местных людей, наверняка признал бы в них своих божеств и начал скакать перед ними на карачках, поклоняясь. Его эта мысль немного даже развеселила.
Наконец отодвинувшись от окошка, он залпом допил чай и посмотрел на Змея. На улице было так ярко, красочно, что ли, а в номере было тихо и спокойно, даже скучно. Знак распластался на своей постели и о чем-то задумался. Было даже как-то непривычно — обычно, ну, вернее все прежнее проведенное рядом время, он, не замолкая, бесконечно о чем-то рассказывал. А тут — тишина, прерываемая разве что этими толпами людей. Их головы, покачиваясь во время шага, почему-то напоминали мальчику волны, и он решил, что будет красивее их гогот, беседы и прочие звуки, испускаемые ими, называть шумом моря. Правда красивее, тем более, что моря он никогда не видел — только реки. Наверно, море похоже на эти толпы.
Вене захотелось о чем-то поговорить с Сашиелем, правда, о чем именно он не знал. В голове, жужжа, вертелся улей мыслей, но вот какая из них годилась для разговора? Брякнувшись на свою постель, при этом закинув руки за голову, он наконец осмелился заговорить.
— Зме... — он хотел было назвать знак его настоящим именем, но потом поправился — Сашиель. А как ты, ну, здесь оказался? То есть в этом мире, — наверно, не самая удачная тема разговора, но он явно не знал, что можно спросить.

А если здесь такие разные люди, а Змейка говорила, что время сделает и его странным, то каким он станет? Может, отрастит себе какие-нибудь огромные крылья или перепонки, и будет бороздить просторы свалки рядом с огромными скатами, китами и непонятными рептилиями, как питомец знака. Или станет огромным кентавром. Или вдруг вырастет и станет большим-большим, что люди будут казаться под его ногами песчинками. Или, или... Фантазии захлестнули мальчонку с головой, он подолгу задумывался, каким может вообще быть человек, каким он может стать и что может уметь. И удавалось ему здорово — в маленькой головенке тут же оживали непонятные фентезийные фигуры.
А история Сашиеля должна была оказаться как минимум интересной. Что это за мир, в котором камни живы, летают и становятся людьми? Как он, такой сильный и крупный, смог попасть на свалку? Не оторвало ли ему пару звеньев в путешествии?.. Эта история должна была быть трагической и захватывающей, но божество не нашло для него того ответа, что мог удовлетворить падкого на истории Венсу. Он был здесь всегда или даже не помнит, где был ранее! Но крепкое убеждение в том, что так быть не должно не дало мальчику вот так вот принять историю на веру:
— А-а-а может, ты в своем мире был очень важный и сильный, — неторопливо, даже немного стеснительно начал он, — ты узнал какие-нибудь очень важные тайны и решил вести восстание. А потом набрал себе много-много друзей, ну, чтобы вместе его вести, — мальчишке дико нравилась его выдумка, вот он и начал говорить смелее, — и тогда твои враги тебя испугались и ночью стерли твою память, чтобы ты потерял все тайны! А потом, чтобы ты не смог вести восстание, они тебя выкинули сюда. А в голове была куча картинок! Вот Змей неторопливо везет своих друзей, и они осматривают базы врагов, вот они все вместе обсуждают план нападения — ну, из друзей кто-то обязательно должен был быть очень хитрым.
— Не переживай, у тебя ведь хорошие друзья, наверняка хорошие. Они обязательно победят.
Он немного помолчал, пофантазировал. На полу причудливо плясали тени, переплетаясь в узоры и картинки. Точно так же они плясали и у Вени в комнате утром, он любил за ними последить и воображать, что они пытаются ему что-то рассказать. Они и сейчас там пляшут или будут плясать — может, там сейчас ночь. А ночью за окном такие силуэты!.. Правда, мама не любит, когда выходишь на улицу, приходится из окна. Сейчас она наверняка ищет сынка. Жалко как-то, так далеко от мамы.
— Са-а-аш, — лениво протянул он, — у тебя здесь никого нет? Совсем никого-никого? Кроме той воздушной ящерицы.

Сашиель, сбитый с толку такими предположениями, удивлялся как никто другой, но монологу не мешал. После диалога он и вовсе стал накручивать на палец прядь волос, мальчонка даже решил, что знак совсем его не слушал. Для него такие забавные фантазии были нормой и заполняли минуты безделья, а самих историй было огромное множество. Рождались они с полтычка, и тут же обрастали подробностями, красовались фактами, а в уме становились чуть ли не фильмом.
А на вопрос не ответил, только дал мальчишке замечание насчет летучей ящерицы, что подтверждало гипотезу мальчишки. Но такое вот соглашение словно рубануло по дальнейшему разговору. Веня долго молчал, лежал себе на постельке, устроив себе руками ещё одну подушку, уставившись в потолок и в очередной раз погрузившись в раздумья.
Шум с улицы заполнял стены, обретая форму. Смеси людских голосов, топот, гогот... Все они становились чем-то единым, каким-то древним языком. Может, и не было его вне головы Венсу. Древний язык говорил с Эрером, а тот пытался понять его, вычленить отдельные созвучия, пробуя их на языке и бормоча. Снова бесцельно он проглатывал время.
Но бездействие смущало. Может, божество пыталось отдохнуть или уснуть, мальчик не знал, но сам не желал расслабляться. Да, день его был насыщенным и ярким, он многое пережил. Но перед этим он спал напролет половину недели, не меньше! Жизнь бурлила внутри него, извивалась, не давала просто так откинуться. Она не терпела скуки, она звала на дальнейшие подвиги, она заставляла энергию скакать внутри непримиримым быком, лягаясь и бодаясь.
Фантазии внутри не дают такого удовлетворения, как фантазии высказанные, но почему-то больше знаку не хотелось рассказывать — он все равно не слушал. Так и будет вертеть свои космы на пальце. И спрашивать насчет жизни его не было желания — кучка камня опять тыкнет замечанием или промолчит, а то и вовсе прикажет заглохнуть. А расспросы о мире попросту надоели, голова от них трескалась.
Мальчонка перестал глядеть в пустоту и перекатился на бок, уставившись на девушку и подперев голову рукой. Светлые волосы просачивались сквозь дыры между пальцами.
— Если прикрепить к Змееострову ещё один камень, то он станет частью Змееострова и полетит? — он вдруг задумался о том, что Змееостров можно сделать длиннее или короче, а ещё что на нем можно построить маленький домик. — Он чувствует, если камень бьют?

Отрезала Змеюка. А потом со спокойным видом продолжила разглядывать потолок, немного позднее решив-таки объяснить мальчику, почему "нет". Правда вот объяснение вышло нудным и непонятным, чем-то напоминающим сочетания буковок в заумных книжках, которые читал дядя Вени. Там постоянно говорилось о чем-то сложном и абсолютно бесполезном в жизни. Но все же паренек выслушал и попытался вникнуть в описание Сашиеля, попутно представляя их в голове для лучшего понимания. представление, правда, получилось каким-то смутным и непонятным, только ещё больше запутало. А в объяснении было полно непонятных слов типа "структур" и "пропорций". Слова эти он слыхал часто и даже понимал их важность, но точного значения не знал, и понятия не имел, что Остров имел в виду, говоря о них. И эти непонятные первые-вторые порядки, вообще ужас. Но общая мысль под этими понятиями не укрывалась, была ясна без них. И слава богу. Гласила эта мысль примерно нечто такое: "Мы слеплены из одного пластилина, но разных цветов, размеров, деталек и количества этого пластилина, вот и сказке конец, а кто слушал — молодец".
Но змейка неплохо разговорилась на эту тему. Говорила и говорила, дальше и дальше, больше и больше, загружая маленькую головушку неведомыми замечаниями. Она ушла далеко от поставленного вопроса, заблудилась в куче сказанного, и ответом своим была уж очень увлечена, как решил мальчик. Сашиель пытался предельно ясно для себя объяснить процесс его перевоплощений, можно сказать учил Эрера этим перевоплощениям, словно бы мальчонке это должно было пригодится... А почему словно? Подумав об этом, парень стал пытаться как-то изменить эти "порядки", "структуры" и "пропорции" в себе. Тужился, представлял что-то, вертелся, поднимал руку и выписывал ей странные пируэты. Формы, гадины, не менялись.

Как бы он не вертелся, рука не изменялась, хотя ему казалось, что от предплечья к кончикам пальцев волнами, одна за другой, течет непонятная энергия. Конечно, это ему казалось и так на самом деле не было — но что с него возьмешь? В итоге после всех этих стараний, надуманных ощущений и усердных попыток, порядки-структуры-пропорции остались теми же, родимая конечность осталась ей же, а сам мальчонка решил, что Змееостров из него никакой, а вернее, точно такой же как балерина или великий ученый.
Почему-то он думал, что знака развеселят такие порывы, однако, тот молчал и не показывал никаких эмоций на лице. То было даже лучше, ведь никому неприятно, если над ним смеются, как над клоуном.
— Я не знаю, что такое "пропорции" и "структуры", — изобразив на лице искреннее недоумение, признался он. Все, что говорила Змейка должно было быть полезным для выживания в мире, ведь она рассказывала и о божествах, и о радужном тумане, и о местных жителях, и вообще с виду была довольно умным и образованным камнем. Не то что мальчишка, едва ли справляющийся с обычным счетом. Потому, надо было удостоверится в том, что он все правильно понял, постараться немного вникнуть, а уже потом вступить во второй раунд укрощения внутренних порядков-пропорций-структур (второй раунд должен был быть обязательным, иначе получиться что он быстро сдался). Веня даже приготовился к длинной заунывной и неинтересной беседе, которая ему предстоит со знаком после такого вопроса. Правда знание этих слов вряд ли спасло бы его и помогло захватить полный контроль над собственном телом. Но слова полезные, их надо знать, вдруг пригодятся. К тому же, говоря заумные фразочки, можно казаться постарше, чем ты есть.

Змей не объяснил, отмахнулся от вопроса, сказав, что Вене все равно не понадобится то, что Змеюка скажет. Разумеется, мальчонке это не понравилось. Как глупо! Сначала пытаться что-то объяснить, а затем сказать, что "это тебе не понадобится", обозначив перед этим ещё одним непонятным словом. Которое вообще слышалось впервые. Хотя слышалось довольно солидно, сразу была видна принадлежность к этим напыщенным книжонкам. Объяснял он вообще как-то непонятно и совсем неясно, Вене оставалось только наклонять голову в любопытствующей физиономии. Он смог только немного понять о даре, но то ему как-то совсем не понравилось. Особенно кольнуло то, что "тебе будет не к чему стремиться". Словно серпом по... словно серпом! Да есть ему, к чему стремиться, есть. У него цель, причем цель важная, во вселенских масштабах, он должен вернуться домой. А раз у него такая цель, то и навыки ему нужны подходящие, раз "никому прежде не удавалось" совершить такое.
Он немного подулся, подумал, но ничего не оставалось, как продолжить беседу.
-- Сашиель, к чему тогда стремишься ты?
офф: потом допишу, валить нужно

офф: лень стало дописывать х)
Сашиель ответил с ухмылкой, а затем завел какую-то самодовольную трель. Он всего достиг, и ему не к чему стремиться и вообще, он крут до невыносимости. Правда сам мальчонка не понял, в чем вселенский кайф того, что обращаешься островом — он не считал божество чем-то выделяющимся и счел, что так может любой, кому выпадет подобная способность. А делать целью своей жизни превращение в кучку камней... Ну не странно ли? Правда, он тут же понял, что знак индивидуален в своей способности.
А когда он заговорил, что все хотят только выжить... Мальчонка просто хотел умереть от того, насколько ему было противно. Да это же глупость! Самая настоящая глупость несусветная, ужас! Даже дядя, тот, что с заумными книжками, и тот кричал, что жизнь отличается от существования, а тут такое. Цель жизни — выжить! Да ну её, такую цель. Сколько раз Веня не попадал в переделки, никогда только выжить не хотел — исследовать все желал, проверять на зубок. Он был возмущен, ещё больше разозлившись на Змеюку, но не привык в открытую противиться. Недовольно буркнул свое "да", пробубнил себе под нос, поворчал-пофыркал, но не сказал. Внутри было противное чувство детской злобы на божество. С шумом мальчишка перевернулся, плюхнувшись на живот лицом в подушку и ушел в размышления, опять оставив комнату в немом молчании. Больше он даже ни на что не глядел, в его глазах была сплошная чернота. Откровенно, он бы с радостью перевернулся обратно или повернул набок голову, так как было тяжело дышать, но из упертости не стал. В голову закралась мысль, что было бы неплохо помыться. Довольно редкая мысль для такого мелкого мальчишки.

Змеюка мог бы что-то сказать, что-то вставить, однако не стал и с чувством собственного достоинства валялся себе дальше, никому не мешая. Ну что за бяка?
На шее и руках чувствовалось поглаживание Йошинг-Ахда, за окном шум и возня продолжались, но уже не замечались, став на короткое время чем-то вполне привычным, а вскоре и совсем затихли. Затихла и обида. Затих весь мир, став чем-то крошечным и незаметным, вовсе ненужным и несуществующим. Плавно мальчонка погружался в сон. А вроде бы, спать не хотел: это вышло как-то непроизвольно, само собой.
А снилось ему что-то волшебное и непонятное. Мутанты и суперлюди, говорящие существа... Он во сне постоянно мычал невнятные героические речи, при том, видно, в попытках жестами указать на важности своих бормотаний "бросался" руками, да ещё и постоянно ворочался, оборачиваясь в самые неожиданные позы, сбросив к чертям одеяло на пол. Благо уснул в одежде, сам сонливости не ожидая, а потому и не замерз, спокойно продолжая во снах вести оживленные переговоры, бунты и боевые действия. Может и не бунты - кто знает? - но оживленные действия и яркие фразы определенно были, и он их с яростью переносил в реальность.

Спал он по своим меркам несоразмерно долго — за такое время мог выспаться бегемот, слон и какой-нибудь бирокатуш из какого-нибудь ориовинского мира, причем, по очереди. Может, он бы не просыпался и продолжил валяться до победного конца, но на нем сказались последствия постоянно спящего путешествия и голод, который, похоже, единым пирожком вместо обещанной котлеты не обошелся. Желудок взбунтовался против мора и выкинул мальчонку из его страстных завоевательных походов, а тот, с видом растерянным, ещё некоторое время валялся в постели, следя за Змеем — обычная для него детская забава. Это весело, притворяться спящим, вести дозор за всеми бодрствующими, а затем, в самый подходящий момент, вскочить с кровати и напугать их. Но знак валялся неподвижно, словно каменная статуя, такого пугать неинтересно. И сколько ни ждал мальчик, интереснее не становилось. В итоге он, потрепанный, лениво сполз с постели (а лежал он, кстати, черти как) и тут же занялся делом просто невероятной важности, требующим максимума сосредоточенности и умений — он заправил постель, аккуратненько, с видом деловитым. Затем о чем-то подумал, отряхнулся, поправил одежду, посидел, ожидая чего-то непонятного, улегся, повалялся, снова поправил постель, при том тихо и неслышно, как мышка... В общем, занимал себя, как мог. Но скучно. Вообще скучно. Кому весел знак в дреме? Вот Венсу и подошел к нему поближе, постоял, но тут же откатил на тормоза. Не знал, стоит ли ему будить Змееострова или нет, разозлится он или нет, и вообще вежливо ли его будить в такой ситуации или нет. Вроде нет, на дворе почти ночь, едва ли светать начало. И вообще, он на него обиделся. Но делать-то нечего, вообще. Пустая комната! Четыре стены, окно, две кровати, стол и почти пустые полочки за шторкой! Что в них можно было найти интересного? Можно было присмотреться к вещичка змеюки, но он на неё обиделся. За окном практически опустевшие улицы не стоили особого внимания... Хоть помри, но дел не найдешь. Будет так и стоять над Змеюкой и думать, что делать, пока Змеюка не встанет, а понадобится, так все ноги стопчет.

Откуда змей узнал о том, что Веня над ним стоит?.. А, к черту, наверное опять своей магией заумной помутил, ну или почувствовал. Дядя тоже чувствовал, хотя магией не обладал, но в общем, это не важно. Не сейчас, по крайней мере. Процесс на глазах парнишки развертывался стандартный, и заключался он в пробуждении. Пробуждение - дело однозначно тяжкое и у взрослых требует каких-то непонятных ритуалов с бубнами и потягушками. Если он будил маму, то она тут же на него нападала как фурия, орала о каких-то его не деланных делах, будил того же дядю — так он через пару минут опять был в объятиях Морфея. Тут, если посмотришь, то божество — это наполовину дядя. Просыпалось медленно, размеренно, чуть ли не умирая от желания вырубиться, полежать под теплым одеялушком. Одеяла - это вообще страшная вещь. Как укроешься, так оно тебя нагреет и не выпустит ни за что, будешь весь мерзнуть и леденеть, пока не вернешься обратно.
И в общих чертах, увидев, а вернее услышав, что Сашиэль проснулся, Веня послушно отошел от него, похоже, немного напуганный его суровым замечанием, и сел на свою ухоженную постельку, наблюдая за божеством. То ровным счетом никак не менялось: валялось себе с закрытыми глазами, практически спало. Да оно так и не проснется никогда, если лежать постоянно будет.

Он склонил голову набок и приоткрыл рот, задумавшись. Всегда, когда он обижался, он не разговаривал. Он вообще не так уж часто разговаривал (изредка, однако, прошибало сильно), а когда обижался на кого-то вообще молчком, ни слова. Но будет ли считаться, что он скажет Змею, что с ним не разговаривает за то, что он с ним разговаривает? Да и не стоит на змея так сильно обижаться, это же... ну, Змей. Он не будет извиняться, плюнет и может даже порадуется, что так меньше вопросов выпадет на его больную голову. Да, скорее всего так и сделает, порадуется, а потом плюхнется дальше барашков считать, а ему, Веньке дальше скучать в четырех стенах. Да и что он будет делать, если ему опять захочется что-то спросить, а ведь ему обязательно захочется?
— Обижен, — эхом за знаком вторил он. А затем, видно, готовясь к чему-то масштабному со стороны знака, уперся обеими руками в края постельки и пригнулся вперед, при этом чудом не клюнув пол носом, что с ним зачастую случалось. Смотрел он прямо на божество, словно бы бросал ему вызов, и тихо себе ожидал его ответа на обиду мальчишки.
Обида сильная уже давным давно погибла внутри мальчишки, убитая сном. Оставалось только убежденность в том, что он обижен, а так Сашиеля он простил давным-давно, просто не хотел в этом признаться.

Отредактировано Венсу (11.07.13 12:20)