Некоторым людям очень больно оставаться наедине со своими мыслями. Скрываясь за обилием кружев, разбитых сердец и всеобщего обожания, они пытаются убить то, что навсегда останется там, рядом с ними, и будет каждый день напоминать о себе, вгрызаясь в маленький красный комочек и потихоньку отрывая небольшие кусочки. От этого слишком сложно убежать, а придумать новую жизнь нельзя, так как старая сделает все возможное, чтобы выбраться из наглухо закрытого сундука и тихо сесть подле своего хозяина, смущенно улыбаясь и наигранно покашливая. Страх и презрение к самому себе станут верными спутниками, появляющимися только в моменты, когда тебе одиноко. Ты ни за что не сможешь научиться контролировать свои мысли. Границ практически не видно, постарайся не оступиться.
В течение часа Гвендолин безостановочно шла по лесной тропинке. Несколько раз женщина остановилась, чтобы поправить прическу или подобрать подол платья, который все это время волочился за ней. Волосы были собраны в тугой высокий хвост, скрепленный массивной золотой заколкой, рассыпавшейся на тысячи тоненьких ниточек книзу. Она нервно проводила рукой по голове и начинала шептать какую-то неразбериху. Глаза что-то искали в затуманенном пространстве. Сосны, стволы которых величественно возвышались над землей, теряли свои очертания из-за плохой видимости. Блеклое солнце изредка бросало лучи сквозь вершины деревьев, но они толком и не доходили до намеченной цели. Пахло сыростью и хвоей. Лес постепенно наполнялся пением птиц и шорохами в кустах, выстроившихся в ряд вдоль тропы. Полчища насекомых бесшумно парили в воздухе, практически не подлетая к ней. После очередного столкновения друг с другом одна из мошек падала, а вторая начинала скрипеть и жужжать. Эти звуки заполнили собой весь лес, впитываясь в траву, деревья и воздух, а в ушах стоял треск и шуршание тысяч крохотных крылышек. Но она совсем не обращала на это внимания. Риверс продолжала идти, еле касаясь травы. Ее взгляд блуждал по небольшому кусочку поляны, маячившей вдалеке. Она ускорила шаг. Желтые шелковые балетки, украшавшие ноги, промокли.
Неделю назад она снова решила сменить место жительства. Собрав свои вещи и взяв с собой Анэмонэ, Гвендолин мигом оказалась в другой части страны. После таких переездов она каждый раз выходила на прогулку, стараясь привести в порядок мысли. Кошка всегда оставалась под пристальным присмотром слуг и не пыталась пойти за хозяйкой, возможно, понимая, что той просто жизненно важно побыть наедине с терзающими ее душу обидами. Риверс могла вспоминать и мать, и приют, и ненавистных Уиттекеров, но при этом не позволяла себя дать волю эмоциям и разрыдаться. Она долго сидела на берегу реки или озера, смотрела вдаль, перебирая страницы очередной книги и наслаждаясь отблесками солнца, пляшущими на водной глади. Анэмонэ точно не имела ни малейшего шанса узнать о природных катаклизмах, рвущими душу Гвендолин на крохотные бумажные страницы, исписанные ее биографией.
Она остановилась, когда последняя сосна осталась позади. Женщина сделала глубокий вдох и, сняв с себя обувь, медленно подошла к воде. Она посмотрела по сторонам, продолжая идти вперед и как будто ища кого-то среди деревьев. Риверс склонила голову набок, сжав в руках балетки и прищурив глаза. Волосы растрепались, а одна из золотых ниточек оторвалась и исчезла в траве. Гвендолин с грустью взглянула на испорченное украшение и пальцем провела по тонкой цепочке, соединявшей  между собой основные части драгоценности. Подол платья был безнадежно испорчен: мокрые зеленые пятна выделялись на фоне бежевого цвета. Из-за этого ее настроение ухудшилось. Она присела на один из булыжников, предварительно отбросив в сторону туфельки, и ловко вытащила острый кинжал, спрятанный в заколке. Проделав первую дырку, женщина продлевала ее, пока испачканная ткань не упала на землю. Риверс перевела взгляд на озеро. Прозрачная вода, покрытая блестящими лужицами света и тепла, камни, спрятавшиеся за темно-зеленым покровом водорослей, и небольшие стайки разноцветных рыбок убаюкивали сознание, усыпляя его и заставляя отказаться от всего, что скрыто там, в старом сундучке, который спокойно стоит в пыльном уголке и ждет, когда у кого-нибудь найдется время, чтобы помочь ему освободиться от тяжкой ноши, режущей по самым больным местам. Гвендолин продолжала сидеть на камне, слегка ссутулившись, выставив ноги вперед и сложив руки между коленей.
Сегодня ей вспомнился Уиттекер. Его белый платок, прикрывающий руку, холодные глаза, спрятанные за пеленой презрения и к ней, и к жене. Тогда она просто не хотела понимать то, о чем так долго твердило сердце, надрываясь после каждого крика. Ведь возможность уйти была с самого начала, а она упорно закрывалась от нее, настраивая себя на то, что они хорошие родители. Возвращение в приют казалось маленькой девочке немыслимым преступлением против собственной жизни. Как ни странно, но в ее голову эти мысли закрадывались в моменты, когда Нол лупил ее ремнем по оголенной спине и заду, а она молча стояла на четвереньках, всхлипывая и прикрывая рот рукой, чтобы ни один звук не смог вырваться наружу.
По щеке Гвендолин скатилась слеза. Желание обвинить во всех своих бедах остальных с силой пульсировала в районе висков. Она протерла глаза тыльной стороной ладони, и на ней осталось огромное красное пятно с примесью других цветов радуги. Макияж, который Риверс наносила в течение часа, был безнадежно испорчен, но ее это совсем не беспокоило. Она несколько раз провела рукой по шершавой поверхности камня, пытаясь избавиться от теней, но содрала кусочек кожи. Капелька крови и покраснение, расползавшееся по ранке, не вызвали ни одной эмоции, кроме жалкой улыбки. Ей было больно. Маска, до этого скрывающая ее истинное лицо, медленно плавилась, давая возможность увидеть то, что было так мастерски спрятано за ней. Грусть и оправданная печаль потихоньку выступали вперед, как будто оповещая всех о своем скором появлении. Из уверенной в себе женщины Гвендолин на несколько минут превратилась в слабое и одинокое существо.
Разноцветные разводы исчезли, оставив после себя красно-желтые пятна.
***
Элис, еще раз прошу прощения за столь долгое отсутствие поста.